Учиться никогда не поздно! Проверьте свои школьные знания по литературе

 Образовательный проект по литературе Yes to reading стартовал в Москве 3–4 декабря.

Проект станет своеобразной "второй сменой" для людей от 25 лет, которые хотят воскресить свои знания по школьной литературе, но времени на это нет.

Профессионалы помогут разобраться в таких произведениях: "Евгений Онегин", "Мертвые души", "Преступление и наказание", "Война и мир", "Доктор Живаго", "Мастер и Маргарита".

Не так давно редакция m24.ru попросила преподавателей проекта поделиться собственными историями из школьной жизни, связанными с изучением литературы.

Артем Новиченков,
преподаватель блоков "Евгений Онегин" и "Преступление и наказание" Учитель, литературовед. Выпускник факультета журналистики МГУ (кафедра художественной критики и публицистики). Автор популярных лекций по русской и зарубежой литературе в "Синхронизации". Писатель, публикуется в журналах "Знамя", "Новый мир", "Полутона", "Сноб". Автор романа в ста предложениях "Синаксарион" (PressPass, 2015). Работает методистом в проекте "Учитель для России".

До 11 класса я не читал книг. К 16 всё, что я прочел, было: 5 книг о Гарри Поттере, 10 книг о Тане Гроттер, Немного Стивенсона и всё, что написал Дойл о Шерлоке Холмсе. Из школьной программы мне далось только "Горе от ума". И я не знаю, почему так сложилось.

“...и когда она спрашивала: "помните, как в "Герое нашего времени"?" – я сталкивался с неприятным чувством незнания.”

Сейчас, будучи учителем, я понимаю, что во многом в том была вина преподавателя литературы. Весь класс её боялся. Она откровенно портила детей.

Она и сегодня преподаёт и имеет высшую категорию. В 10 классе ситуация изменилась, и новая учительница вдохнула в меня энтузиазм к чтению. Мы просто читали книги на уроках, и когда она спрашивала: "помните, как в "Герое нашего времени"?" – я сталкивался с неприятным чувством незнания. Год спустя я начал читать и ушёл в книжный запой, который длится по сей день.

Егор Сартаков – преподаватель блока "Война и мир",
старший преподаватель факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова. Кандидат филологических наук, литературовед. Автор более тридцати статей по истории русской литературы XIX века, а также монографии "Консервативная идеология в публицистике Гоголя и русской журналистике 1840-х годов" (М., 2014; 2-е изд. М., 2015), удостоенной золотой медали Академии наук РФ в конкурсе молодых ученых.

Всегдя любил в сочинениях в школе "подбавить" личный момент или личную историю – так они мне казались живее. Помню, что сочинение по "Войне и миру" (тема – "Духовные искания Андрея Болконского") закончил следующим образом: "Я тоже ходил по Аустерлицкому полю и видел, как ранило моего друга Андрея. Мы смотрели вместе на это огромное небо. Небо Аустерлица". Учительница не оценила моего "творчества". Прочитала вслух в классе финальный фрагмент, попросила всех открыть соответствующее место в романе Толстого и спросила: "Ребята, кто-нибудь видит фамилию Сартаков в тексте Толстого? Никто? Наверное, только сам Сартаков и видит".

"Я тоже ходил по Аустерлицкому полю и видел, как ранило моего друга Андрея. Мы смотрели вместе на это огромное небо. Небо Аустерлица".

Я очень люблю наших студентов: никогда не знаешь, какой сюрприз они преподнесут. Как-то спрашиваю у студента на экзамене: "Кто назвал роман в стихах “Евгений Онегин” “энциклопедией русской жизни”? Он отвечает: "Белинский". Я говорю: "Правильно… А как зовут "неистового" критика?" Студент (после долгой паузы): "Иосиф Виссарионович!"

А еще как-то веду занятие по "Медному всаднику" Пушкина. Когда добираемся до анализа образной системы поэмы, всегда нездоровое оживление в аудитории вызывает имя возлюбленной главного героя Евгения – Параши. Говорю: "Её звали Параша". Студентка за первой партой (эффектной внешности) заливисто смеется. Я привычно: "Ну что вы смеетесь? Обычное имя – Параша. Вот вас как зовут?" Студентка: "Сирануш". "Вот, видите, – говорю. – Она Параша, а вы – Сирануш".

Евгения Вовченко,
организатор проекта Yes to reading

Моя любовь к урокам литературы началась с самого их начала: чтение на скорость, внеклассные чтения "Волшебника изумрудного города", зачитанное до дыр "Живое слово" и "Родничок". А в 9 классе у нас сменился учитель и пришла женщина по фамилии Бондарчук (фамилией она очень гордилась). Пришла со своей собственной программой: все покупаем тетради А4 на пружинке, каждый месяц сдаем устный зачет по билетам! Каждый урок мы исписывали по несколько листов А4, а все выходные теперь у нас занимала подготовка к зачетам.

"Я торжественно встала и свое блеклое выступление начала щедро пересыпать яркими цитатами, которые зачитывала прямо из тетради".

Я была хорошисткой, но так боялась этих зачетов, что как-то решила себя подстраховать (была сдача "Горе от ума", а оно мне особенно тяжело далось) и на каждый билет набрала цитат, которые занимали половину времени ответа. И вот день зачета. Попался как обычно не самый любимый билет. Я торжественно встала и свое блеклое выступление начала щедро пересыпать яркими цитатами, которые зачитывала прямо из тетради, понижая скорость и растягивая время. В итоге она поставила мне пятерку и еще всем в пример потом ставила (вот оно, зарождение ненависти одноклассников!). Больше я так не страховалась – второй раз не помогло бы.

Еще меня Бобчинским какое-то время звали, по фамилии. Начитались ребята "Ревизора".

Михаил Визель,
преподаватель будущих курсов Yes to reading, главный редактор портала годлитературы.рф

Со школой никакого литературного воспоминания у меня не связано. Но литературными способностями в старшей школе я отчетливо выделялся. Ну, не скажу "как Гулливер среди лилипутов", скорее, как скаковая лошадь в коровьем стаде. В моих школьных сочинениях пульсировала не всегда складная, но горячечная пубертатная мысль – я пытался выработать и торопился высказать личное отношение к Чацкому, Хлестакову, купцу Калашникову, Пьеру Безухову... даже к блоковскому Христу в белом венчике из роз и к героям куваевской "Территории", чью жизнь я понимал еще меньше, чем жизнь Пьера.

“...я пытался выработать и торопился высказать личное отношение к Чацкому, Хлестакову, купцу Калашникову, Пьеру Безухову... даже к блоковскому Христу в белом венчике из роз.”

А иначе, думал я тогда, зачем же писать текст в тетрадку, которая так и называется: "для творческих работ"? По правде сказать, я и сейчас так думаю. Но сейчас я обладаю достаточным (надеюсь) багажом, чтобы обосновывать свои самоуверенные заявления, а тогда знаний мне не хватало катастрофически. И это меня мучило – причем настолько, что ради того, чтобы ликвидировать пробелы, я пошел – уже имея инженерный диплом! – учиться в Литературный институт. Это было дикое время диких авантюр, 93-й год.

Денис Драгунский,
писатель, журналист. "Звездный" читатель курса "Школьная литература"

Татьяна Гавриловна, наша учительница литературы, была непростая женщина и очень непростая учительница.Немолодая – лет сорока, не меньше, когда мы были в восьмом классе. Небольшого роста, коренастая, скорее некрасивая, курносая, черноволосая, с химической завивкой. Белая кофточка, темный пиджак, темная юбка. Туфли на толстой подошве с тупыми носами. Она читала нам вслух разные стихи. Вдруг, без предупреждения. Однажды прочла "Елену Сергеевну" Вознесенского. Если кто забыл – стихи про любовь учительницы и ученика. "И стоит она возле окон, чернокосая, синеокая, закусивши свой красный рот, белый табель его берет". Это был некоторый шок.

Однажды Татьяна Гавриловна сказала на уроке: – Я, как дисциплинированный коммунист, подчиняюсь решениям двадцатого и двадцать второго съездов КПСС. Но я считаю, что разоблачение культа Сталина было большой ошибкой партии и государства. Но не потому, что я сталинистка, нет, что вы! Просто я уверена – народу эти разоблачения не нужны. Народу это вредно.

– И что теперь? – спросил я. – Ничего, – сказала она.

Помню, как я однажды написал в сочинении – десятый класс – две вещи: Первое – что я верю в Бога и что народу нужна Церковь. Второе – что немного сухого вина за ужином – ничего, кроме пользы. Татьяна Гавриловна остановила меня в коридоре. Мы присели на банкетку. Был конец уроков, уже никого не было. Она сказала:

– Я показала твое сочинение своим коллегам-словесникам. Они спросили, знаю ли я, куда ты собираешься поступать. Я сказала, что да, знаю. (Я собирался на филфак МГУ и всем об этом рассказывал.) Тогда мои коллеги-словесники сказали, – продолжала Татьяна Гавриловна, – что я должна пойти в приемную комиссию этого вуза и показать им твое сочинение, чтобы тебя ни в коем случае не приняли, потому что ты враждебен и циничен. – И что теперь? – спросил я. – Ничего, – сказала она. – Никуда я не пойду, конечно же. Я не доносчица. Кроме того, это совершенно бессмысленно. Отдала мне сочинение. Там были волнисто подчеркнуты некоторые, с ее точки зрения, стилистические шероховатости. Вместо отметки стояло: "./." (точка-слэш-точка, то есть "без оценки").

Насчет вина. Страшно признаться, но мы иногда баловались на переменке сухеньким. У нас все перемены были по пять минут, а большая – сорок. И мы успевали слетать в магазин. Вот так, дорогие товарищи. Однажды я отвечал урок по литературе – как сейчас помню, по поэме Твардовского "За далью – даль" – и был при этом в очень хорошем настроении. Я этак непринужденно держался за спинку учительского стула. Но всё окончилось хорошо. До сих пор не могу понять – это я так железно держался, или Татьяна Гавриловна была бесконечно доброй и мудрой.

Вы можете проверить свои знания следующим тестом.

Внимание: курс платный. Но тест можно пройти бесплатно.