Неевростандартные люди, или Русские в Дании

Первые горести. Обретение Церкви

Галина Титова покинула Россию в 2000 году. Уехать пришлось из-за сына, которому здесь, на родине, грозили неприятности, впрочем, об этом она упомянула вскользь, не захотев раскрыть подробности. В Данию увезла из России семилетнюю дочь. Галине на тот момент было 42 года, с мужем – в разводе. Она без труда нашла в Дании нового супруга.

– У меня была знакомая, которая вышла замуж в Дании, она меня и позвала. Уверяла, что здесь выйти замуж не проблема, и это действительно так. Я сразу получила несколько десятков предложений о замужестве, но приняла, что называется, первое попавшееся. Там русские женщины в то время были очень востребованы. Но могу сказать, исходя из своих наблюдений, что если пять из ста счастливы в браке – то это очень хорошо. Я была очень несчастлива. К сожалению, тогда я винила во всем его. Уже после смерти мужа я все переосмыслила, поняла причину: разные менталитеты, другая культура, иное воспитание. Было очень горько это осознавать…

Мне Дания не понравилась с первого же дня моего там пребывания. К тому же было очень тяжело из-за того, что я увезла дочь от бабушек, дедушек, от папы и друзей. Она мне очень доверяла. Уже сейчас, будучи взрослой, призналась: «Я здесь, в Дании, потеряла маму: сюда поехала с мамой, а здесь у меня оказалась чужая тетка, баба-яга, которая все время кричала…» Я, конечно, в то время очень сильно нервничала. А дело было в том, что мой муж никогда ее не ругал, не делал замечаний, он и на меня не кричал, он спокойно говорил, когда мы, например, смотрели с ним телевизор: «Если она сейчас выйдет из своей комнаты, ты тут же собираешь чемодан, и вы уходите на улицу». Поэтому мне было страшно, вдруг она сейчас выйдет. Она, конечно, ребенок, не понимала, постоянно хотела то в туалет, то воды попить, то еще чего-нибудь – его это раздражало. Он всю жизнь прожил один. Ему нужно было над кем-то властвовать, он нашел нас, а нам деваться было некуда. Мы ждали, когда приедет мой сын, когда ему откроют визу, поэтому нам нужно было терпеть. Но сыну в результате отказали в визе, а дочь замолчала, она не выдержала стресса и пять лет не говорила вообще.

Сегодня Галина благодарит Бога за все. Она считает, что именно в Дании началось ее воцерковление. Как только приехала, сразу же стала искать русскую церковь. Александро-Невский приход в Копенгагене оказался небольшим, священники – приезжие, часто менялись. В 2003 году настоятелем был назначен игумен Феофан (Лукьянов). Он поставил Галину старостой прихода.

Галина Титова 

– Для меня это было неожиданно. Я и раньше, в России, ходила в церковь – свечку поставлю, исповедаюсь, причащусь, но в богослужении не очень разбиралась, – признается Галина. – Все это говорю батюшке, а он мне: «Ничего, Галина, разберетесь. Берите все в свои руки, начинайте действовать». Там, конечно, больше организационная работа была нужна. Богослужения совершались каждое воскресение, но в разных городах. Мне приходилось оповещать прихожан, договариваться с лютеранами об аренде помещений. Вначале в церковь постоянно ходили 15 человек. Со временем приход увеличился в десять раз, а на праздники собирались до 300 человек.

В храм ходили в основном русские жены датских мужей, да еще несколько мужчин – украинцы, работающие в Дании на фермах. На службы люди приезжали издалека, за 200–300 километров. Это накладно, да и целый день уходил на поездку.

– Датские мужья были очень недовольны, что их жены на целый день в церковь уходят. У них в церкви 20 минут посидел – и все, они другого не понимают. Для них это дико и странно: зачем столько времени проводить в храме?

«Если куришь, то не нужно садиться за руль!»

Галина считает, что благодаря Церкви она смогла воспитать свою дочь в духе традиционных ценностей. В «толерантной» Дании это непросто. Но в доме Галины часто останавливались приезжие священники. Туда же приходили люди, желающие пообщаться с батюшкой, обсудить с ним как личные вопросы, так и проблемы жизни в инородной среде. Дочери волей-неволей приходилось слышать эти разговоры. Сначала девочка воспринимала всё, что говорилось, в штыки – во-первых, подростковый максимализм, во-вторых, влияние школы: учителя и друзья придерживались либеральных взглядов. Но спустя некоторое время Галина стала замечать, что дочь, обсуждая со своими подругами темы гомосексуализма, целомудрия, гражданского брака и т.д., придерживается традиционных взглядов.

– Там русским детям, православным, очень тяжело, потому что им нужно делать выбор: или принимать либеральные ценности, или оставаться в одиночестве. Бывало, учителя задавали мне вопрос: «У вас такая обаятельная, добрая девочка, но почему она ни с кем не общается?» Она была занята: верховая езда, скрипка, флейта… вроде некогда. Но я как-то раз всё же поинтересовалась у нее: «Почему к нам домой никто не приходит? У вас же, наверное, есть в классе хорошие ребята, они, наверное, собираются, общаются…» Дочь мне в ответ: «Мама, ты с ума сошла?! Ты знаешь, как они “собираются”? Они в пятницу берут три-четыре ящика пива и идут к кому-нибудь на квартиру, там “квасят”, спят с кем попало, и так до понедельника».

Галина рассказала еще несколько эпизодов из школьной жизни дочери. Как-то раз в 7-м классе, придя с уроков, девочка заявила: «Мы несколько дней не учимся, у нас неделя сексуального просвещения, поедем на фабрику противозачаточных средств – практику проходить. Нас будут учить пользоваться противозачаточными средствами».

– Я говорю: «Всё, дорогая, у тебя на следующей неделе каникулы». Звонит учительница, спрашивает, почему моя дочь не едет с классом на фабрику. «Ей это не нужно, – отвечаю, – в этом возрасте она еще не готова воспринимать подобную информацию». Учительница говорит: «Я уважаю ваше мнение, но вот через два года эти знания ей могут понадобиться». Я возмущаюсь: «Почему через два года? У нас в планах учиться, потом в институт поступать, замужество в ближайшие два года у нас не предполагается». Был очень жесткий разговор с учительницей, она осталась недовольна. После этого мне позвонил директор школы, но, слава Богу, он оказался моего возраста и старой закалки. Он для порядка «понажимал» на меня, но не настаивал: «Ладно, дело ваше». На мое счастье ювенальная юстиция в то время еще не так буйствовала, они меня оставили в покое. Через неделю после этой практики вышла местная газета, на фото – девочки из ее класса надевают на фаллоимитаторы презервативы, хохочут, мальчишки на заднем плане тоже смеются.

Недовольство Галины вызывала не только подобная практика, но и современная датская литература, которая изучалась в школе.

– Книжка в пять страниц. Сюжет таков: мама и сын-подросток; приходит в гости подруга мамы; женщины напиваются, подруга ночью идет в спальню к мальчику, и он приобретает первый сексуальный опыт. Я звоню учительнице, прошу дать моей дочери какое-нибудь другое произведение. Педагог возмущается: «Всем нравится, а с этими русскими всегда какие-то проблемы! Мы в этом полугодии изучаем современную датскую литературу. Ваша дочь должна ее знать». «Нет уж, дайте ей другую книгу», – настаиваю я. На следующий день она звонит: «Я вам подобрала другую книгу, в ней есть мораль». Хорошо. Читаю: мальчики 14 лет взяли у папы машину, накурились гашиша, напились, разбились. Спрашиваю с иронией: «Какая же здесь мораль?». Она: «Но как же! Если куришь, то не нужно садиться за руль!»

Ветрянка в компьютере

Копенгаген 

Галина также ответила на несколько моих вопросов, касающихся образования и медицины в этой стране, уровня жизни датчан и их религиозности.

– Европейские стандарты образования всегда привлекали наших соотечественников. В России во все времена было модно учить детей за границей. Стоит ли получать высшее образование в Дании?

– Моя дочь поступила в университет. Первый курс, только начались занятия, она просит помочь с высшей математикой. Я не была уверена, что смогу. Сама окончила вуз в Нижнем Новгороде много лет назад; правда, математику знала хорошо. Беру учебник, там уравнения: 2х+у=8; 4х–у=9. Я спрашиваю: «Может быть, вы повторяете то, что учили в школе?» «Да нет, мы только начали это проходить», – отвечает дочь. Через месяц я интересуюсь у нее, не нужна ли опять моя помощь. «Нет, мы же уравнения решаем». – «Так мы же решили их уже месяц назад». – «Это мы с тобой решили, остальные до сих пор их решают».

Моя дочь оканчивает университет, который входит в 50 лучших вузов мира, но ее знания, насколько я могу судить, на уровне советского школьника 7–8-го класса. Но зато там английский язык все знают хорошо. Потому что они учат его с детства: мультфильмы, фильмы по телевизору – на английском языке. Вся культура американизирована.

У меня есть приятельница-датчанка, с которой мы всегда находим общий язык, но, когда у нас речь заходит об Америке и России, она огорчается: «Галина, ну ты же образованная женщина, ты должна понимать, что Америка – это культура, наука, развитие, производство, а Россия – это же деревня!»

– При таком уровне образования каков же уровень профессионализма специалистов, например медиков?

– Моя дочь в 16 лет заболела ветрянкой. Врач спрашивает: «А что это у тебя такое?» «Мама моя считает, что это похоже на ветрянку», – говорит дочь. Доктор: «Да? Сейчас я по компьютеру посмотрю». Это, к сожалению, не анекдот. У них прекрасно оборудованные лаборатории в лечебных учреждениях. Правда, работают там те, кого назвать врачами я не могу: это аппаратчики – люди, обслуживающие аппаратуру. Они измеряют мне давление, верхнее – 145. Говорят: «У вас замечательное давление». «Как же замечательное, если высокое», – возмущаюсь я. «Нет, почти норма», – слышу в ответ. Потом, будучи в Иордании, я почувствовала себя плохо, попала к местным медикам – в какой-то бедуинский шатер. У них точно такая же аппаратура, как у датских врачей, показывает 220, но я чувствую, что нет у меня такого давления. Врач пощупал пульс, посмотрел мои глаза. Сказал: «Да врет этот аппарат!» Взял обычный тонометр, оказалось: 160 на 100. Если бы такое случилось в Дании, там бы поверили аппаратуре и сказали бы, что это я «с головой не дружу».

Моя свекровь – из аристократической семьи, образованная, умная, «схватывала все на лету», а ее сын – мой муж – уже был испорчен «образованием», американизацией. В школах обучение ориентировано на бизнес. Задачи по типу: в одном магазине столько-то стоит, в другом на 10% дороже. Их изначально нацеливают на материальные ценности. Муж мне говорил: «Ну что толку от вашего хорошего образования? Живете-то вы плохо!» Он гордился тем, что за всю жизнь не прочитал ни одной книги! И не он один. Мой супруг был специалистом в области типографии, работал менеджером в издательстве рекламного журнала.

– Насколько религиозны датчане?

– Дания – протестантская страна. Но для них религия – это традиция. Священник церкви, в которой мы арендовали помещение для наших богослужений, очень добрый человек, он мне говорил: «Я могу жениться, могу иметь любовницу, потому что для меня служение в церкви – работа. Я за это получаю зарплату от государства. Приходской совет в любое время на мое место может назначить другого».

Конфирмация в Дании

Всех детей датчане крестят обязательно. Крещение – важное событие, повод потратить деньги, праздник. В 14 лет подростки проходят через конфирмацию, то есть над ними совершают таинство миропомазания (в Православии его совершают при крещении). Все дети ждут этого события, но не как таинства, а как констатации факта их свободы. После этого они уже могут приводить домой девочку или мальчика. Родители уже не имеют права им запрещать. Правда, такой проблемы и нет, потому что родители сами считают: ты уже взрослый, пора тебе жить половой жизнью.

Был случай с нашей прихожанкой. Она своим сыновьям 12 и 13 лет читала на ночь Евангелие. Пришел папа, забрал Библию, дал порножурнал, сказал, что «пора им к жизни привыкать, а не сказками заниматься».

Дети ждут конфирмации еще и потому, что получают дорогие подарки или деньги – 10–15 тысяч долларов. И для наших русских детей это большое искушение, потому что в классе конфирмуют всех, а все дети любят подарки.

Таким образом, религиозная жизнь у датчан сводится к крещению, конфирмации и отпеванию. В церковь они ходят только на Рождество.

– Вот вы говорите: детям дарят деньги, 15000 долларов… Каков же там уровень жизни?

– Высокий. Самые бедные – это те, кто получает пособия. Но на одно пособие можно неплохо жить, по нашим русским меркам: снимать однокомнатную квартиру со всеми удобствами и полноценно питаться. Почему они так хорошо живут? У них очень высокий прогрессивный подоходный налог, из зарплаты вычитают от 37 до 67%. У моей знакомой оклад 100 тысяч крон. На рубли – почти под миллион. Но из них 67% съедается налогом. Им всем обидно. Но с другой стороны, в Дании медицина бесплатная. Там есть и частные госпитали, ты имеешь право туда обратиться, если нужна срочная операция, а мест в государственном медицинском учреждении нет. В этом случае государство заплатит за твое лечение.

– Духовная деградация, отсутствие подлинной религиозной жизни, отказ от традиционных устоев… Но, тем не менее, страна живет, и материально живет неплохо. Что вы думаете об этом?

– 15 лет назад, когда я только приехала в Данию, я видела, что в то время еще была у работников ответственность за свое дело. Сейчас – нет. Я работала в крупной фирме – там бардак, безответственность, никакого контроля. Если в госпитале умирает пациент по вине врача, что и случилось с моим мужем, даже у родственников отношение такое: «Ну, все могут ошибаться, все мы люди». Я возмущалась, кричала. В ответ слышала: «Ну что ж, бывает…» Поэтому что уж тут говорить о контейнере в 3,5 тонны, который наша фирма отправила через UPS – службу экспресс-доставки – вместо Южной Америки в Южную Африку… Он назад вернулся. И случается подобное каждую неделю, а платит за это наша фирма. Поэтому сколько еще продлится это материальное благоденствие – неизвестно.

– Как в Дании относятся к православным?

– Датчане очень толерантны в хорошем смысле этого слова. Они с интересом подходят к православным, задают вопросы относительно нашей веры. Но когда свое любопытство удовлетворяют, говорят «спасибо» и остаются при своем мнении. Они считают нас фанатиками, чудаковатыми людьми, у которых с головой не все в порядке. Но агрессии никакой нет.

Путь домой

У Галины высшее образование, она окончила Горьковский государственный университет, изучала экономику. В Дании первые четыре года ей пришлось убираться в домах, фирмах, в детском саду и школе. Затем два года она провела на больничном – из-за больших физических нагрузок и стрессов отказали ноги и руки. Но смогла подняться. Два года проработала в крупной датской компании AVK, а последнее время трудилась в небольшой фирме, где руководила проектом по открытию филиалов в России и Казахстане. Все эти годы Галина мечтала вернуться в Россию. Но попытки оказывались неудачными: ее коттедж в Нижнем Новгороде сгорел, деньги, вложенные в строительство жилья в Крыму, пропали, так как строительная фирма разорилась. И вот на днях Галина сообщила, что возвращается. Сын купил небольшой домик в Керчи. К весне она переедет. Женщина без сожаления покинет благополучную в материальном и социальном плане Данию; она говорит, что готова к трудностям в России, и объясняет свой выбор:

– Родина – не там, где хорошо нашему животу, а там, где хорошо нашей душе.