И видится мне край наш молодым…

Новая поэма Владимира Хомякова о Сергее Есенине

Автор работал над ней более 19 лет, с июня 1996 до июля 2015 года. Заглавие произведения звучит загадочно – «Есенинский остров»... Рассказывает педагог-словесник Лидия Викторовна Озерова, супруга поэта: «Летом 1996-го Владимир задумал создать произведение о Сергее Есенине с несколько необычным сюжетом и хотел для этого выехать в Мещёру, где прошли годы отрочества и ранней юности великого лирика. Но мужу нездоровилось, и поэтому я посоветовала ему повременить с поездкой, а сама решила создать Володе такие условия, чтобы он действительно мог представить себя в тех местах, овеянных поэтическими легендами. Невольно получилось схоже с историей написания Сергеем Есениным в Закавказье цикла «Персидские мотивы». Мы выехали на мою родину, в село Гавриловское. Оно находится от города Сасово в дюжине километров. Володя до обеда немного помогал мне на огороде, потом шёл купаться на пруд, благо тот находился всего лишь в четверти часа ходьбы от дома, где проживали мои родители. В общем, сочеталось приятное с полезным. А после обеда у моего поэта было предостаточно времени, чтобы предаться своим раздумьям о Есенине. Черновой вариант произведения был написан именно тем летом. Но Владимира кое-что не устраивало в поэме, а потому он не торопился отдавать её в печать. Вернулся Володя к доработке произведения, когда готовил рукопись своей итоговой книги «Весноцветье», и закончил «Есенинский остров» спустя … почти два десятилетия. Но время было потрачено не зря. На мой взгляд, эта поэма действительно является ключевым произведением нового стихотворного сборника Владимира Хомякова. Здесь всё дышит любовью к отчему краю, к творчеству Сергея Есенина».

ЕСЕНИНСКИЙ ОСТРОВ

Поэма

                                          Я до школы даже не слышала, что мы Есенины.

                                          Сергей прозывался Монах, а я и Шура – Монашки.

                                                            Екатерина Есенина «В Константинове»

1

Лесной район, по-прошлому – уезд.

Я прикатил сюда в командировку: 

решил пожить, пока не надоест, 

а также показать свою сноровку, 

мол, я умелец всё же кое в чём, 

тем более, когда в разгаре лето: 

преодолеть уездный водоём – 

что может быть приятней для поэта?

Вот и она – «озёрная тоска», 

воспетая ещё во время оно: 

сверкание горячего песка, 

прохладное таинственное лоно, 

заполненное лёгкой синевой 

и отражённой волею Всевышней. 

И понял я шальною головой, 

что в сих местах я, вероятно, лишний.

Но уходить отсюда? Никогда!

Пускай меня потом хоть кто осудит. 

Зовёт, зовёт волнистая вода 

свершить удел – а дальше будь что будет.

Одежда хитро спрятана в кустах, 

надёжными прикрыта лопухами. 

В таких непредсказуемых местах 

по мне что плыть, что говорить стихами...

И я ступаю медленно по дну, 

отталкиваюсь, воздух набираю – 

и ухожу в густую глубину, 

как будто бы на время умираю. 

Точнее, погружаюсь в мир иной, 

в другую, молчаливую, стихию. 

И, отрешён от маеты земной, 

взираю на подводную Россию.

Здесь никаких особенных примет, 

лишь полутьма назойливо витает. 

Я мог бы что-то разглядеть, 

ан нет: 

мне кислорода больше не хватает. 

Скорей наверх! 

Скорей наверх – туда, 

где солнце предполуденное блещет, 

и чистым слоем стелется вода, 

и ровная волна вдогонку плещет.

Мой стиль любимый – тихоходный брасс, 

тобой готов я плыть «хоть до Ла-Манша». 

И ветра бормотанье мне сейчас, 

как звуки ослепительного марша. 

Но что мне слава, 

если здесь, сейчас 

сиянье сини не окинуть взглядом. 

Чуть поднажми, мой разлюбезный брасс! 

Ну вот – и долгожданный берег рядом.

2

Ивняк, сплошной ивняк. 

И как же тут 

взойти, взобраться, выползти на землю? 

Ага, тропа! 

Подход не слишком крут – 

и это я, конечно же, приемлю.

Устало продираюсь сквозь кусты, 

меня хватает за уши крапива, 

стоят берёзы, свесивши листы: 

хоть заросли, а всё-таки – красиво!

Осины беспокойною толпой 

идут за мной – я слушать их не стану. 

И продвигаюсь долгою тропой, 

и выхожу на тесную поляну. 

А там – следы вчерашнего костра, 

котёл, 

шалаш, 

на крыше сохнут снасти. 

… И – мигом растворилась мошкара, 

как будто бы всё в чьей-то тайной власти.

И слышу вдруг:

– Эй, добрый гражданин, 

привет тебе – отныне гостем будешь! 

Всё веселей, а то я тут один. 

… И взгляд такой, что сроду не забудешь.

Мы сели на примятую траву 

во имя столь любезного союза: 

– Я с мая здесь который год живу,

вот так, навроде Робинзона Крузо. 

Но у меня есть прозвище – Монах, 

всё это по фамилии Монахов. 

Кому-то – Иисус или Аллах, 

кому – ни иисусов, ни аллахов. 

Хотя, конечно, знаю – я неправ: 

народ без веры, 

что вино без меры. 

Рыбачу я, а сколько разных трав 

набрал себе от всякой там холеры.

– Что ж, прозвище…

А как зовут?

– Сергей.

Сергеем Александрычем бывает.

Давай, мой друг, живи и молодей, 

поскольку сил ещё не убывает. 

И, шутка ли сказать, я самому 

Есенину не кто-нибудь, а тёзка. 

Не оттого ль равняюсь по нему, 

пускай и пробыл на земле неброско. 

Стихов-то и поэм я не пишу, 

но дух во мне есенинский не вымер: 

кружу себе и воздухом дышу. 

Ну, а тебя по имени? 

– Владимир.

3

– Поэзия Есенина чиста 

и разве ей установимы сроки? 

«Я посетил родимые места, 

Ту сельщину…» 

Ты помнишь эти строки? 

А «саданул под сердце финский нож»? 

Читаю это, всей душой рыдая. 

– Да, «кто сгорел, того не подожжёшь». 

– А помнишь, «гой ты, Русь, моя родная»? 

А знаешь ли, Володя, что Сергей, 

Сергей Есенин – от тебя не скрою – 

во дни отрадной юности своей 

бывал на этом острове порою? 

– На острове? 

Да неужели так?! 

Я думал, это супротивный берег. 

– Ну, друг Володька, ты и впрямь, чудак, 

годишься в открыватели Америк. 

– Сокурсника вчера я навестил, 

за словом до утра провеселился. 

А-а, не беда: Господь меня простил, 

иначе б я к тебе не приземлился. 

И что ж Есенин? 

Дальше расскажи. 

– Сюда он вплавь с друзьями добирался, 

и, слышал я, нырял здесь от души, 

и раков больше всех добыть старался, 

и камыши он собирать любил. 

А в книжке толстой я читал про то, как 

руками – ты представь себе – ловил 

линей с язями в узеньких протоках.

 

Нехитрую уху варили здесь, 

быть может, вот на этой же полянке.  

И веселились день остольний весь, 

и громко песни пели без тальянки. 

Есенин 

              это нежно описал, 

такое вспомнить мило и приятно. 

… Закат легко над нами нависал. 

– Прости, Сергей, но мне пора обратно. 

Но «мне пора обратно ехать в Русь». 

Дела, дела, и нет им укоротки. 

До берега нескоро доберусь. 

– Володя, я свезу тебя на лодке.

4

… Собаки брешут, дремлют петухи, 

теплеют избы окнами своими. 

Сергею я в пути прочёл стихи: 

«Поэты погибают молодыми». 

И вновь спешу к сокурснику, 

а мне 

лежит письмо … от Снегиной от Анны? 

Да нет же, от жены. 

И при луне 

читаю строчки – 

а глаза туманны: 

«У нас погода мерзкая была: 

одни дожди – 

совсем забрали в шоры. 

Я огурцы уже обобрала, 

но где-то на подходе помидоры». 

Письмо, письмо… 

Любимый почерк мой. 

И, значит, разверни оглобли, Вовка! 

Как хорошо, что ждут тебя домой! 

И потому – прощай, командировка! 

Прощай, лесной район, 

лесной уезд, 

духмяный мир, 

озёрная держава! 

Воистину – одно из главных мест, 

где началась есенинская слава. 

Где он писал про «алый свет зари», 

что «выткался на озере», 

где плачут, 

со звонами рыдают глухари, 

и верховые лик при встрече прячут. 

«Лицом к лицу лица не увидать» – 

и это тоже помнится сквозь годы. 

… И выхожу я к берегу опять, 

чтоб поглядеть на меркнущие воды. 

Мой друг Сергей, по прозвищу Монах, 

в твоём отдохновенье одиноком 

хранит тебя Господь во всех делах 

на острове Есенинском, далёком. 

И видится мне край наш молодым, 

и чудятся великие преданья. 

Но всё прошло, «как с белых яблонь дым». 

И – «до свиданья, друг мой, до свиданья».

1996 – 2015                    Владимир ХОМЯКОВ, 

                                        город Сасово.