Как работали в СССР: из сварщиц в депутаты - Сажи УМАЛАТОВА

ПОЛНОЕ ВИДЕО БЕСЕДЫ см. ЗДЕСЬ: http://poznavatelnoe.tv/umalatova_kak_rabotali_v_USSR

Собеседники: Сажи Умалатова (народный депутат СССР, член Верховного Совета СССР 1989 года)

Артём Войтенков (Познавательное ТВ) 

Артём Войтенков: Сажи, расскажите, пожалуйста. Как вы начинали свою политическую деятельность в СССР? Как вам удалось от простого рабочего завода подняться до народного депутата СССР?

 Сажи Умалатова: Вы знаете, я вообще не ставила такой задачи: куда-то подняться. В советское время людям такое и в голову не приходило: куда-то подниматься, что-то делать для этого. Люди просто честно и добросовестно делали своё дело. 

Я росла в большой семье. Наши родители были из небогатых семей. Отец – сирота, мама – сирота. Семье было очень тяжело и мне всё время хотелось помочь своим родителями. Наверное, поэтому я рано повзрослела. Мне хотелось пойти работать.

 Артём Войтенков: Сколько вас было детей  семье?

 Сажи Умалатова: Пятеро.

 Артём Войтенков: Вы были старшей или младшей?

 Сажи Умалатова: Я была самая старшая. Когда мне исполнилось 16 лет,  мама работала на машиностроительном заводе «Красный молот». 

 Артём Войтенков: В каком городе?

 Сажи Умалатова: Город Грозный. Я попросила маму устроить меня туда. Я была несовершеннолетней, а завод был повышенной опасности, поэтому меня не принимали. Но так как моя мама была отличным работником, начальство пошло ей навстречу и меня взяли сатураторщицей. 

Я поступила в вечернюю школу, училась в 9-м классе и работала. Когда я пришла на этот завод, в этот цех, когда я увидела производство, увидела нефтеаппаратуру и как люди работают, конечно, меня захватил такой дух! Я, во что бы то ни стало, захотела стать электросварщицей, потому что мне всегда нравилось в жизни делать большие дела, совершать подвиги. Я очень чтила людей, которые совершали подвиги. Мне это было настолько близко, что меня охватила идея, что я в этой жизни должна делать только большие дела.

Конечно, до 18-ти лет меня никто и близко не подпускал ни к электросварке, ни к какой-то другой работе, потому что они несли за меня ответственность. В советское время с этим было очень строго. Я, как «малолетка», работала до трёх часов дня и в три часа уходила с работы. Хотя я очень сильно хотела задерживаться за этим процессом. Но замначальника производства следил за тем, чтобы я не оставалась. В конце концов, так как ко мне очень хорошо относились (видимо я очень вкусно газировала воду), мне удалось договориться, что я буду оставаться на один час после работы и пытаться делать сварку. Хотя все были категорически против, говорили: «Посмотри на себя. Какая ты сварщица?»

 Артём Войтенков: А где вы работали на заводе?

 Сажи Умалатова: В цехе.

 Артём Войтенков: А «газировать воду» – это что?

 Сажи Умалатова: Газировать воду – это был очень долгий процесс: углекислый газ, соль. Внутри цеха стояла огромная аппаратура для газирования воды на 700 человек. Где-то три часа происходил этот процесс. 

 Артём Войтенков: Это для питья или технологическая вода?

 Сажи Умалатова: Для питья. Цех был «горячий» и люди по медицинским показаниям должны были пить именно такую воду: с углекислотой, солью, чтобы у людей и жажда пропадала... Я сейчас не могу сказать, но видимо, это было связано с какими-то процессами. Вода была настолько вкусная, что не только наш цех, но и весь завод приходил к нам. У меня даже с хозмастером был скандал: он мне не выдавал соль из-за того, что я пою весь завод, а он нёс ответственность за всё, что делалось. 

Поэтому, в конце концов, мне разрешили. Как они сказали: «Давай посмеёмся, какая из тебя получится сварщица». И я начала пробовать. Наверное, желание сделало своё дело. Я очень быстро приспособилась и научилась делать сварку. В советское время всегда не хватало рабочих рук, рабочие всегда были нужны, поэтому меня начали ставить на самую лёгкую работу где-то спустя месяца два после того, как я начала тренироваться. Вот так я стала сварщицей.

Мне исполнилось 18 лет. Я успешно сдала экзамены. Получила 2-й разряд, через два месяца получила 3-й разряд, потом через полгода получила 4-й разряд, через два года получила 5-й разряд. Я освоила все виды сварки: электросварку, электрошлаковую сварку, среди углекислого газа, и хромоникель, и ручную. Я делала все виды сварки, которые были на нашем заводе, а их было очень много. Все были очень удивлены.

 Артём Войтенков: Но профессия сварщика не особо женская, там больше мужчины работают. Я не видел женщин-сварщиц. 

 Сажи Умалатова: Там работали все мужчины. Почему и начальник цеха, и замначальника цеха – все были категорически против, чтобы я работала сварщицей. Они даже мне говорили: «Как ты себе представляешь? Ты в такой робе, тебе надо поднимать 15-20 кг провода, перетаскивать, залазить на высоту, работать в закрытом аппарате». Но я эти доводы слышать не хотела, потому что мне настолько хотелось быть в этом огромном, сложном процессе, что кроме как в сварке я себе нигде больше не видела. Мама говорила, что я даже во сне говорила про сварку. Я должна сказать, что мой отец не знал, что я – сварщица, пока я не вышла замуж. Для него это был полный шок.

 Артём Войтенков: А почему вы ему не сказали?

 Сажи Умалатова: Я знала, что он это не одобрит. Девушка и профессия сварщика – это никак не вязалось, тогда это было невозможно. Конечно, меня ещё привлекали заработки. Заработная плата была очень хорошая – сдельная. Как только я вспоминала, что я могу получить зарплату, принести её своим родителям и тем самым помочь им – это было такое счастье, что я не считалась ни со временем, ни с тяготами. Хотя тяжело и не было, потому что мне очень хотелось этим заниматься.

Когда я принесла свою первую зарплату в 270 рублей и отдала эти деньги маме – я  до сих пор помню её счастливые глаза. Она раздала все свои долги. Я ни одной копейки себе не оставила, мне и в голову этого не приходило, потому что мне всегда доставляло радость помочь кому-либо. Когда я отдавала и видела, что люди счастливы, то я была безмерно счастлива в ответ. У меня до сих пор есть желание помогать людям, отдавать им. 

Потом у меня и по 300 рублей были получки, авансы, и по 500 рублей были. Где-то до 800-900 рублей я получала. Это были 80-е годы. 

 Артём Войтенков: Я помню, что тогда зарплата инженера составляла 120 рублей. 

 Сажи Умалатова: Я должна сказать, что труд рабочего оплачивался очень высоко. У нас была сдельная зарплата, разрядная работа. Наша аппаратура отправлялась с завода «Красный молот» в 29 стран мира. Вдумайтесь! А так называемые партократы, которые разваливали нашу страну, и которые назывались демократами потом, говорили, что мы «вне рынка». Но мы были в рынке тогда. Представьте себе: небольшой завод «Красный молот», 5-тысячный коллектив, в городе Грозном, и только один наш завод отправлял свою продукцию в 29 стран мира. Вот тогда мы были в рынке. У нас были очень большие заказы на экспорт. Соответственно, были и высокие заработные платы. Конечно, нам надо было отрабатывать их. Так вычищали его, что аппарат становился как перламутровый. 

Всё это были просто разговоры о том, что в Советском Союзе нельзя было заработать. Конечно, можно было сидеть на зарплате в 120 рублей, можно было пойти сдельно работать, можно было и на 70 рублях сидеть, но выбор был огромный – иди! Да, мне предлагали потом работать и в комсомоле, мне предлагали потом работать и в партии, но я же не пошла туда, потому что меня это не привлекало. Меня привлекал мой коллектив, мой завод, там, где я могла заработать, где я могла позволить себе то, что я хочу – помочь тому, кому я хочу. Поэтому это были просто разговоры. 

Действительно, инженер приходил после института, и его первый оклад составлял 110 рублей. Но не забывайте, там были и премии, какие-то сверхурочные и инженеры в течение месяца получали 4-5 раз зарплату: аванс и получка – это было обязательно. Поэтому когда мне начинают рассказывать о том, что в Советском Союзе были маленькие зарплаты и все голодали, то я отвечаю: «Наверное, мы в разных странах жили». 

Советский Союз достиг такого уровня, что у нас бесплатно стоял хлеб на столах. Ни одна страна в мире не достигала такого уровня, чтобы кого угодно кормить бесплатно хлебом. Мой муж рассказывал, что если они прогуляют свою стипендию, то в любую столовую зайдут и там всегда хлеб есть, всегда вода есть и, пожалуйста, никаких вопросов. На столах стоял чёрный и белый хлеб, нарезанный, горой. Назовите мне такую страну? 

Вот такую страну эти руководители коммунистической партии советского государства развалили, для того чтобы стать очень богатыми людьми, чтобы легализовать наворованное и разделить всё, что есть в стране. Как мы уже понимаем, они всё, что было в стране, уже вывезли и оставили страну и народ ни с чем для того, чтобы ликвидировать страну. Если бы они всё не вывезли, не отправили бы, не опустошили бы прилавки магазинов, то такого бы не произошло. Они очень грамотно сработали. Сценарий был с Запада, а эти марионетки и предатели сделали своё дело.

 Артём Войтенков: Как вы всё-таки из сварщицы попали в депутаты?

 Сажи Умалатова: Я, конечно, начала работать с удвоенными силами. Представьте себе: я, абсолютный новичок, у меня ничего не получалось. У меня был мой учитель, наставник Толмачёв Иван Александрович. Он был настолько добрый и прекрасный человек, он варил настолько хорошо, что мне было стыдно и неудобно, когда у меня всё время электрод прилипал. Я заплакала и говорю: «Всё, наверное, у меня ничего больше не получится, я просто глупая». Он меня так обнял и говорит: «Что ты! Я тоже так начинал. Это всегда так бывает. Ты должна быть уверена в себе, тогда у тебя всё получится. Вот сейчас попробуй». Я попробовала и у меня прекрасный шов получился. Тогда давали веру в человека. Я работала, и мне не хотелось отставать ни от кого: ни по качеству, ни по количеству. Я работала и у меня получилось. Потом я даже не представляла, что кто-то мог сделать больше и лучше меня. У меня получалось.

 Артём Войтенков: Вы были ударником производства?

 Сажи Умалатова: Да, постепенно, незаметно для себя, я стала ударником. Люди начали замечать – и начальник цеха, и старший мастер, и начальник участка, и бригадир – все. Здесь уже меня почему-то начали выделять, хотя меня это очень смущало. Мне было неудобно, мне было стыдно – столько людей вокруг, а выделяют меня. И рабочие меня выделяли. Если надо было куда-то пойти и что-то сказать, они говорили: «Пусть Люда (они меня Людой называли) идёт». 

Когда я пришла устраиваться на работу, у нас был замечательный человек Дмитрий Григорьевич Хлопчук. Все люди были прекрасными. Они и сегодня все прекрасные, правда, многих из них уже нет в живых. Я зашла, он меня начал оформлять на работу, посмотрел документы и говорит: «Сажи... какая же ты Сажи? Ты знаешь, что такое сажа? Сажа – это чёрная, а ты белая. Давай мы тебя назовём Людой, Людмилой – будешь милая людям». Его слова остались в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. Это он назвал меня Людмилой у себя в кабинете, и для всех я стала Людой. До сих пор все, кто со мной работал, если они пишут мне в соцсетях, то называют меня Людой. 

Я помню, что тогда проводилась очень большая работа среди молодёжи, школьников – будущее поколение воспитывали на примерах. Меня часто просили, чтобы я приходила выступать. Конечно, меня это злило, нервировало. Я просила не отвлекать меня от работы: «Мне надо работать, а вы меня отвлекаете». Но я не понимала тогда важности этого, сейчас уже понимаю. Доходило даже до того, что начальнику цеха приходилось идти в цех и просить меня оставить работу. 

Однажды я помню, что инструктор по пропаганде Горкома партии просил меня выступить на какой-то очень важной встрече, был какой-то слёт. Я – уже бригадир, был конец месяца, и надо было выполнить план. Я ведь не могла провалить план! Поэтому я категорически отказалась, дерзко сказала, что «не пойду, и вообще меня не трогайте». А он взял и пришёл в цех. Конечно, он был участником Великой отечественной войны, подошёл ко мне, а я ему говорю: «Даже не разговаривайте на эту тему, потому что я не могу уйти». Тогда он поднялся к начальнику цеха, потому что это было его работой, и он не мог сорвать свой план. Я помню, Владимир Иванович спустился и говорит: «Люда, надо идти». – «Я не могу». – «Не ставь меня в неудобное положение. Человек пришёл, участник Войны, а ты?..» Я же ему ответила, что даже разговаривать на эту тему не хочу и отвернулась. Он повернулся к начальнику участка и громко закричал: «Отстранить от работы!», а я ему: «Попробуйте» и пошла работать. 

Мне до сих пор за это стыдно, честно говорю. Нельзя мне было так поступать. Я действительно не пошла. Теперь я понимаю, что действительно поставила руководителя в неудобное положение. Но это ошибки молодости. Потом, конечно, он сам пришёл. Никогда в жизни не было такого, чтобы кто-то кричал или голос повышал. Мы не знали такого вообще. Он попросил прощения и говорит: «Но ты понимаешь, в какое положение ты меня поставила?» Теперь понимаю, а тогда не понимала, потому что я видела перед собой только план, который мне надо было выполнить. 

Поэтому, несмотря на мой иногда дерзкий характер – за подвиги, за поступки, за работу, за дела тогда людей ценили. Не было интриг, склок, зависти, идеологических разногласий. Почему-то меня стали везде выдвигать. Я помню, как мне было неудобно, стыдно: «Столько достойных людей. Почему меня? Зачем?», но выдвигали и весь коллектив голосовал. Ни одного человека «против» не было – наоборот, радовались. Вот таким образом я пошла вверх. 

Помню, меня показывали по телевидению. Я стеснялась. Мне было так неудобно. Меня приглашали на радио, но я отказывалась. Недавно, когда я с кем-то общалась, то даже сказала: «Ведь когда-то я бегала от СМИ, они за мной бегали, а теперь они от меня бегают». Видите, как бывает в жизни.

Я была делегатом 26-го Съезда партии, хотя многие пишут, что я в нескольких съездах была. Нет, я была один раз делегатом Съезда. 

 Артём Войтенков: Но ведь делегатом Съезда сразу не становятся. У вас ведь какая-то комсомольская, партийная работа должна была быть – какие-то ступеньки.

 Сажи Умалатова: Партийной работой я не занималась, но я была членом бюро обкома комсомола, была членом горкома комсомола. Но если я днём шла на какие-то заседания, то я вечером обязательно приходила отрабатывать смену, потому что не могла себе позволить не работать, если остальные ребята работали. Хотя, если человек отвлекался на общественные мероприятия, то ему обязательно обеспечивалась средняя заработная плата. Если человек уходил на общественные мероприятия, то это не означало, что он не получит за этот день зарплаты. Но я с этим не считалась. Я приходила вечером, как только я освобождалась, и отрабатывала смену. 

Опять же я это делала не для того, чтобы заработать себе авторитет или уважение. Я это делала, потому что не могла так поступить сама. Оказывается, это тоже мне всегда засчитывалось – люди ценили меня, когда сравнивали: как другие поступают, и как поступаю я. Будучи бригадиром, я могла себе приписывать разряды, коэффициенты, наряды, но я этого никогда не делала. Потому что наряду со всеми я отрабатывала зарплату, тогда как другие бригадиры пытались себе побольше взять. 

В конце каждого месяца я, как бригадир, и начальник цеха, должны были получать 50 рублей. Я же эти 50 рублей не получала сама, а делила на рабочих, чтобы каждый из них получил, например, в одном месяце по 5 рублей, в следующем – по 10 рублей. У нас на этот счёт был даже разговор с начальником цеха. Он мне сказал: «Ты не имеешь права этого делать, это твои личные деньги – это фонд [заработной платы], специально назначенный для бригадира». Я ответила: «Михаил Иванович, но вы сказали, что это мои личные деньги». – «Да». – «Я имею право тратить их туда, куда я хочу?» - «Имеешь, но ты должна их получить». – «Нет, я не могу получить 50 рублей, когда мои рабочие получают 5 рублей или 10 рублей, а когда все поровну – мне уже удобно, мне уже хорошо».

Я помню, если я в конце месяца уезжала на сессию, то мои рабочие сами распределяли разряды, коэффициенты – я приезжала и получала три зарплаты, потому что им хотелось в моё отсутствие (так как я не разрешала им это делать) сделать мне приятное. Когда я говорила: «Что вы здесь натворили?», они отвечали: «Можем мы для тебя хоть что-то сделать приятное?». Вот такая атмосфера у нас была в цехе. 

Поэтому меня постоянно куда-то выдвигали. Я стала депутатом Верховного Совета Республики, членом Президиума Верховного Совета. Мои выдвижения были для меня совершенно неожиданными. Мне казалось тогда, что я недостойна быть депутатом Верховного Совета СССР, что депутаты должны быть настолько чистыми  нравственно, честными, добрыми людьми. Я сомневалась: справлюсь ли я, а вдруг я опозорюсь, и мне будет стыдно, вдруг я не смогу выполнять наказы народа? Вот так ответственно я тогда относилась к этому. Я отказывалась, говорила: «Я не буду, я не хочу. Выбирайте других, что вы ко мне вообще привязались?» Но меня почему-то выбирали, говорили: «Ты справишься, мы знаем, мы это видим». Может быть это всё случалось, потому что я не рвалась никуда, не лезла, никогда не шла «по трупам», никогда не пыталась кого-то оговорить. Почему-то вот так случилось. 

Я благодарна своей судьбе. Если бы я не начала свою трудовую деятельность с завода, наверное, не было бы моего характера, не было бы того, что я имею сегодня. Я формировалась среди прекрасного коллектива – на заводе были одни русские. Настолько добрые, честные, прекрасные люди, что для меня они до сих пор остались как родители, братья, сёстры. Настолько я сроднилась с коллективом и то, что сегодня есть во мне – я всегда это говорила – это заслуга завода и тех людей, с кем я работала.

Это сейчас я понимаю, что я достигала тогда таких высот и меня выбирали, но тогда я не придавала этому значения. Мне говорили: «Ты справишься». Я это как данность воспринимала, и всё это шло автоматом. 

Конечно же, у меня было очень много наказов и я их выполняла. Я вела приём, ко мне приходили люди. Практически ни один из вопросов, которые люди передо мной поднимали, не оставался нерешённым. В любой момент, в любое время я могла прийти и к председателю горисполкома, и райисполкома, и к любому руководителю – даже к первому секретарю обкома партии...

 Артём Войтенков: Это когда вы уже были депутатом?

 Сажи Умалатова: Депутатом Чечено-Ингушской Республики. Я могла прийти даже к председателю Президиума Верховного Совета. На все обращения людей, которые ко мне поступали, я писала заявления, приходила и мне через месяц-два – по мере возможности, давали ответы: «в процессе рассмотрения», «в процессе принятия решения». Я очень много вопросов решала. Тогда очень большая была ответственность у депутатов, и авторитет у депутатов был, потому что депутаты не гонялись за материальными ценностями. Для них страна, честь, достоинство стояли на первом месте. По крайней мере, для меня и для тех, кого я знала, это было так. 

Каждый человек, где бы он ни был, он не то, чтобы боялся – бояться было нечего, мы жили в свободной стране. Можно было в три часа ночи пешком пройтись из одного конца Москвы в другой – была полная безопасность, тишь да гладь. Люди даже дружили по-другому. Человек берёг свою честь. Морали и нравственности придавалось очень большое значение. Аморальный, безнравственный, нечестный человек не имел права быть куда-то избранным, говорить с народом. 

 Артём Войтенков: Как выбирали депутатов в Чечено-Ингушской Республике: от завода выдвигался человек, потом он ещё какие-то фильтры проходил?

 Сажи Умалатова: Выдвигал коллектив завода. Первый раз я шла от города Грозного, где 400 тысяч население. Выдвигал завод, а потом – все предприятия, которые были в городе Грозном. 

 Артём Войтенков: Каждый своего? 

 Сажи Умалатова: Нет, одного – либо поддержат, либо не поддержат. Меня почти 100% поддержало, а если 80-90% предприятий тебя не поддержали, то ты уже не мог быть кандидатом. Проводили собрания, говорили: такой-то кандидат выдвинут от «Красного молота», вот такая биография у человека. Это всё раздавалось на всех предприятиях. Коллективы проводили собрания – кто-то поддерживал, кто-то нет. Меня поддержали. После этого я, как кандидат, ездила по всем предприятиям, встречалась с людьми, они давали мне свои наказы. Я рассказывала, что я буду для них делать, мне задавали вопросы. Я это всё выполняла, потому что если наказы не выполнялись и коллективы жаловались, то у нас был даже отзыв депутата.

 Артём Войтенков: Народ отзывал?

 Сажи Умалатова: Да. Механизм отзыва был очень жёсткий. Если ты совершил недостойный поступок, если повёл себя неправильно, если коллектив недоволен, если избиратели недовольны. Сейчас я уже процентное соотношение не помню, но минимальное количество людей могли собрать подписи, заявления, провести собрание и всё – депутата уже нет. Я считаю, что это правильно, так это и должно быть. Народные избранники должны нести ответственность перед народом. Народ должен чувствовать своих избранников. Сегодня нет такой ответственности. 

 Артём Войтенков: Когда вы были депутатом от Республики, вы ещё работали на заводе?

 Сажи Умалатова: Конечно, работала. Я всегда работала на заводе. Моё депутатство началось именно с того момента, когда я начала работать, когда обо мне начали говорить, когда начали снимать сюжеты про мою работу. Это вызывало полное восхищение у всех: как это вдруг девушка и стала сварщицей? Не просто там сидела, какие-то швеллера варила, а варила сложнейшую нефтеаппаратуру, которая проверяется под рентгеном ультразвуком, проходит через большие испытания. Это была очень высококлассная работа. 

Когда видели эту громадную аппаратуру (диаметр – 4-5 м, длина – 20 м), такой сложной конструкции, конечно, все были в удивлении. Все говорили, что мой образ с этим никак не вяжется. Даже были такие разговоры, что люди у нас любят придумывать – нужен был такой человек, такая девушка, поэтому и придумали такой образ. 

Я помню, приезжал секретарь ЦК партии Капитонов на 60 лет Республики и 200 лет со дня вхождения в Россию. Мне поручили выступить и люди, слушающие меня в зале, говорили: «Интересно, она когда-нибудь рядом со сваркой стояла?». Даже мои рабочие рассказывали, когда они ехали в автобусе на работу, заходили разговоры, что это всё придуманная фигура: «Нет там никакой сварщицы Умалатовой, вы когда-нибудь видели сварщицу с такими длинными белыми волосами?». Так что обо мне всегда были легенды. Можно сказать, что я – человек-легенда. Это я теперь понимаю, а тогда где-то и обидно было, где-то и смешно. 

 Артём Войтенков: Но ведь это всё легко проверялось.

 Сажи Умалатова: К нам направили председателя КГБ Архипова из Туркменистана. В это время я была членом бюро обкома партии, на заседании все говорили, что я – новый человек в Республике. Он знал, что я – электросварщица, что я наряду со всеми членами обкома партии, бюро, разговариваю, решаю какие-то вопросы, выступаю «за», «против». В один прекрасный день я смотрю – Зевелов Павел Андреевич, наш секретарь партбюро цеха, кому-то на меня пальцем показывает. Он был такой юморной. Я подумала, что он опять что-то юморит, и продолжила работать. 

Смотрю, он подводит человека и говорит мне: «Иди сюда», а я была наверху. Спускаюсь, смотрю – стоит председатель КГБ Архипов. Я спрашиваю: «А вы что здесь делаете?» - «Саженька, прости. Я пришёл посмотреть на тебя. Я не верил, что ты – сварщица», а Павел Андреевич смеётся: «Если бы вы были такой один». Я его спрашиваю: «Вы что один пришли?» - «Да, я один пришёл, сам. Узнал где цех и вот Павел Андреевич...» Павел Андреевич: «Я здесь чуть в обморок не упал. Смотрю – председатель КГБ входит, боится пройти», а там ведь всё гремит, стучит, огни. Павел Андреевич ему показывал: «Вон она», а он смотрит в другую сторону. Он ведь привык видеть меня с распущенными белыми волосами, нормально одетой, а на работе я в платке, в робе. «Я представить себе не мог! Сажи, я думал, что это всё легенда». Вот, пожалуйста, председатель КГБ пришёл посмотреть: на самом ли деле Сажи – это Сажи? Я ему говорю: «Теперь я уже ни на кого не обижаюсь, если уж вы сами пришли посмотреть на меня». – «Да, Саженька, грешен». Был и такой момент.

В последние годы советской власти, руководство коммунистической партии советского государства настолько оторвалось и от рабочих, и от народа – образовалась элита. Я хорошо помню, что они начали высмеивать рабочих, трудящихся. Они считали их «мазутчиками», что они недостойны что-то говорить. Они настолько обогатились, им настолько хотелось вкусить эту западную жизнь – жить также как они: разлагаясь, имея полную вседозволенность. У них было очень много денег и власти, но они не могли найти этому применения. Приходилось всё это прятать, а в капиталистическом мире, конечно, «покупай всё!», включая и детей, и девушек, и всё, что угодно. Вот такая жизнь им была нужна. 

Поэтому к рабочим относились не очень серьёзно те, кто их совсем не знал. Я помню, когда я выступила за отставку Горбачёва и все депутаты на меня «налетели», рабочий из Харькова Сухов сказал: «Что мы её ругаем? Может быть, она быть её коллектив дал ей наказ?», а Горбачёв прокричал: «Ни на каком заводе она не работала и никакой рабочей она не была». Для них рабочий человек был глупым, бессловесным рвачом, который только и хочет, что зарабатывать деньги и «рвать глотку». Вот такой был создан образ рабочего человека, но это всё было не так. 

Я работала на заводе – рабочий класс был очень грамотным, образованным, продвинутым. В моей бригаде практически 50% – это были люди либо с высшим образованием, либо оканчивающие высшее образование, потому что если у людей было желание учиться, то их на льготных условиях посылали на учёбу. У нас был Грозненский государственный нефтяной технический университет имени академика М.Д. Миллионщикова. Можно сказать, что это был самый известный нефтяной институт в мире, в стране. Поэтому у каждого была возможность учиться. Они настолько были начитанные, грамотные, продвинутые. Вот это был настоящий образ рабочего. 

Поэтому когда я выступила за отставку Горбачёва и произнесла слова Державина, то все бегали и искали: откуда Умалатова могла знать Державина? Это созданный образ и это говорит об интеллекте той власти, которая была во главе государства. Это страшные люди и они привели нас в эту ситуацию. 

 Артём Войтенков: Скажите, наказы от рабочих касались каких-то личных просьб или это были пожелания всего завода, или даже района, города?

 Сажи Умалатова: Вы задали очень существенный вопрос. Да, действительно, наказы могли быть и личного характера – конкретный человек мог написать заявление от себя. Были наказы, которые касались и города, и района, и предприятия. Они оформлялись уже как наказы от коллективов, от предприятий и это уже было серьёзно – ты получаешь оформленный документ, подписанный несколькими десятками человек. 

 Артём Войтенков: Личных обращений людей к вам было больше, чем обращений от коллективов, предприятий? 

 Сажи Умалатова: Конечно, построить предприятие, улучшить условия, технологии, оборудование, санки – это тоже ведь надо было делать. Однако личные обращения были каждодневными, тогда люди смело шли и обращались во время приёма. Иногда я вела приём и два раза в месяц, потому что за один раз не справлялась – у меня очередь стояла даже на улице. Почему-то всем нравилось идти именно ко мне. Я просила: «Вы меня хотя бы пожалейте». – «Мы обращались к другим, но не сделали, а вы, говорят, всё делаете». Слухами земля полнилась и люди шли. Было приятно, но было и тяжеловато.

 Артём Войтенков: Были личные обращения, но были ведь и обращения людей, которые думали об обществе. Например, поставить скамейки в парке. Какое было соотношение личных просьб о себе и личных просьб об обществе? 

 Сажи Умалатова: Личных было больше. Личных всегда будет больше, это нельзя даже сопоставить. Каждый день в каждой семье возникали какие-то проблемы, несмотря на гуманность власти, несмотря на то, что люди работали и имели стабильный заработок, гарантированную работу. Тем не менее, были и другие заботы: кому-то надо было получить квартиру, у кого-то была большая семья, у кого-то кто-то болел. 

Бюрократическая волокита была всегда, при любой власти, а поздняя советская власть была настолько сволочная... Сегодня она ею и стала – эти люди сегодня везде работают, они не дают ничего нигде продвинуть. 

У кого-то крыша потекла, у кого-то кран прорвало – я это всё делала, и делала с удовольствием. Кому-то ясли, детский сад не вовремя дали. Кого-то обидели и не включили детей в бесплатные (тогда же это всё бесплатно было) поездки в пионерские лагеря – настолько много было желающих туда поехать. Например, даже были такие жалобы: в первый поток мой ребёнок не попал, а во второй поток я не хочу. Даже такими вопросами приходилось заниматься. Так что вопросы были самые разнообразные. Это жизнь. Было тяжело, но приятно. Мне даже в голову не приходило кому-то в чём-то не помочь или что-то не сделать. 

У нас был Шамардин, председатель городского совета, как только я к нему заходила, он говорил: «Сажи, я сейчас под стол спрячусь. Столько просьб, сколько у тебя, ни у кого нет. Ты прикрываешь всех».

 Артём Войтенков: Где вы вели приём? Вам какую-то комнату выделяли?

 Сажи Умалатова: Мне было выделено помещение в  райисполкоме – это обязательно. Никто кроме меня там не вёл никаких приёмов, это была только моя Приёмная. Ещё заметьте, у нас, депутатов, тогда помощников не было. Мы сами всё делали. 

 Артём Войтенков: Получается, вы сидели на приёме, собирали просьбы, потом с этими просьбами ходили в разные организации, а потом вы ещё шли на завод и работали?

 Сажи Умалатова: Абсолютно верно. Мне же ещё надо было ходатайства писать, просьбы. Написанным же надо было убедить: насколько это было необходимо. На это тоже уходило много времени. А что делать? Молодая была. Мне иногда даже хватало трёх часов в сутки на сон. Иногда бывало, что я ложилась в четыре часа утра, а в шесть утра уже надо было вставать. Я не заводила будильник и в шесть утра уже была на ногах, полностью отдохнувшей. Я вспоминаю эти времена и часто думаю о них. Где-то же я брала силы! Это было удивительное время. 

 Артём Войтенков: Когда человек понимает, что делает это для других и делает доброе дело, сил много: человек не зря живёт на земле, без цели нахапать себе побольше, а работает для других. 

 Сажи Умалатова: Нахапать? Что вы! Разные были люди, но я в людях не искала недостатков. Я помню, до меня был депутат от города Грозный Ржанков Николай Иванович. Он тоже был бригадиром второго участка. Его второй раз избирали депутатом, а я тогда была депутатом Чечено-Ингушской Республики, ещё не депутатом СССР – я после него стала. Только прошло голосование, и было мероприятие областного значения – меня пригласили, его пригласили. Мы стояли за кулисами, ждали пока объявят мероприятие. Первый секретарь обкома Власов Александр Владимирович, всё руководство Республики и Ржанков. Первый секретарь обкома партии Власов обращается к Ржанкову и говорит: «Николай Иванович, четыре голоса против вас подали...»

 Артём Войтенков: Из скольких? 

 Сажи Умалатова: Где-то из 250 тысяч голосовавших по городскому округу. Так вот: «Против вас подали четыре голоса. Вы задумайтесь над этим! Значит, где-то что-то вы не так сделали». Я помню смятение, смущение Николая Ивановича. Я думала, он сейчас просто на месте провалится и больше мы его не увидим. Ему настолько стало стыдно, неудобно. Это было что-то! Четыре голоса «против»!

 Артём Войтенков: Из 250 тысяч!

 Сажи Умалатова: Тогда этому уделялось огромное внимание. Когда за меня голосовали, то сказали, что ни одного голоса против меня не было. Тоже интересно. А так называемые демократы – партократы, любили это муссировать: они говорили о подтасовке. Но никакой подтасовки не было. Я помню, когда за меня голосовали, то мне тоже надо было пойти проголосовать, и я стеснялась идти голосовать: как это так, меня выбираюсь, а я идут голосовать? Глупость, конечно. Поэтому такое значение придавалось народному избраннику: если четыре голоса «против», то это стыдно, значит, ты где-то не то делаешь.

 Артём Войтенков: Как вы стали народным депутатом Верховного Совета СССР?

 Сажи Умалатова: В Совет СССР, я уже говорила, что первый раз меня выдвинул коллектив, а второй раз меня выдвинули уже от партии. Сначала коллектив выдвинул, а потом почему-то партия решила меня выдвинуть. 

 Артём Войтенков: Какие у вас были мысли, ощущения?

 Сажи Умалатова: Вы знаете, мы тогда не задумывались над этим. Мы работали, жили и глубоко не лезли в политику, потому что страна была великая, мы её чувствовали, мы её ощущали. Выдвинули, потом я приезжала сюда, в Москву. За меня голосовали здесь, а не в Республике. Такой сложной была горбачёвская система: если партия выдвинула, то должен был голосовать ЦК партии, если выдвинули профсоюз, то голосовать должны были профсоюзы. Эта очень сложная система была создана для того, чтобы создать это неуправляемое собрание в 2,5 тысячи человек, чтобы они могли разделить страну так, как им было нужно.

Партийная организация на заводе меня всё равно выдвинула. Потом, когда в Обкоме партии задали вопрос: «Какие вопросы будут к Умалатовой?», то первый секретарь Обкома партии Куценко сказал: «Никаких вопросов. Есть предложение – утвердить. Это единственный человек со столькими регалиями, выдвигаемый партией, на которого не было ни одной жалобы: ни от коллектива, ни от кого-то другого». 

Поэтому я приехала в ЦК партии, был день голосования и Горбачёв голосовал за меня. Между прочим, за меня проголосовало 100%, а у Горбачёва было 7 голосов «против». 

 Артём Войтенков: Центральный Комитет партии утверждал делегатов, которых выдвинула партия? 

 Сажи Умалатова: Да. 

 Артём Войтенков: Но они лично не знали, за кого они голосовали по большому счёту. Ваши заводчане, ваши жители района, жители города, которые к вам обращались – они вас знали. Когда вы приехали в Москву, где вас не знали, ЦК партии прочитал вашу характеристику, послужной список, но как человека они вас не знали?

 Сажи Умалатова: Вы знаете, тогда не вставал вопрос: кто кого знает, кто что делает. По-моему, 101 было кандидатов от партии по всему Советскому Союзу. Но это, видимо, опять была горбачёвская задумка, чтобы здесь, в ЦК, за них голосовать. Для нас это тоже было непонятно.

 Артём Войтенков: Своеобразный фильтр.

 Сажи Умалатова: Да, фильтр отсеивания. Горбачёв никогда в жизни, конечно, не мог себе представить, что я могу против него пойти. Хотя руководство Республики знало, что я против Горбачёва. 

 Артём Войтенков: Уже на тот момент?

 Сажи Умалатова: Да, я уже на тот момент была недовольна поведением Горбачёва. Они знали об этом.

 Артём Войтенков: Какой это был год?

 Сажи Умалатова: 1989-й год. Я очень рьяно высказывалась, говорила об этом. Но я всегда говорила то, что я думала, и когда я сюда приехала и стала работать на Съезде – я там с первых дней выказывала своё недовольство. Правда, нигде это не было озвучено, никто этого не слышал. Единственное было моё выступление, когда я выступила за отставку Горбачёва, когда было открытое голосование с прямой трансляцией. Только благодаря этому люди услышали, что я говорю, а так, конечно, всё, о чём я говорила, замалчивалось.

 Артём Войтенков: Никто про вас не знал. Мы жили и про вас не знали, не слышали. Про то, что есть какое-то сопротивление Горбачёву – тоже никто ничего не знал.

 Сажи Умалатова: Правильно. Даже все говорили: «Как это так? Ведь она никогда ничего не говорила!», но я говорила. Многие депутаты говорили: «Чтобы говорить о ней, надо знать, что она говорит, какая она». Не то чтобы не показывали, что я говорю, а даже не показывали, что я в зале сижу, что я существую такая! Поэтому это был такой метод замалчивания. Боялись, что если покажут – люди пойдут, поддержат. 

 Артём Войтенков: Получается, линия Горбачёва: перестройка, гласность и борьба с партией – он же с партией начал бороться, говорил, что «будем бороться с привилегиями». 

 Сажи Умалатова: Это был очень-очень хитрый ход. Ни с какой партией он не боролся. Видно, у него были очень хорошие имиджмейкеры – не только в нашей стране, но и на Западе. Бюрократов, чиновников никогда никто не любил и вдруг пришёл такой «справедливый» негодяй...

 Артём Войтенков: Но он не был сначала негодяем. Он был просто «хорошим парнем».

 Сажи Умалатова: Он был негодяем всегда. Он был таким негодяем, что не приведи Господь, и останется им на всю жизнь. Негодяями в один день не становятся.

Вы представляете себе: борьба с привилегиями, с высокомерием, что должны быть справедливость и равенство. Человек выступает, а народ говорит: «Спаситель!». «Мы будем давить бюрократию сверху, а вы давите – снизу» – может такое заявление делать руководитель государства? Ведь это призыв к войне, к открытому неповиновению. Но народ пошёл. «Наш парень», «свой в доску». Как говорили про Ельцина, когда он был пьяным: «Но он же пьяный!» - «Пьяный, зато свой». Вот так обманули народ и жестоко обманули. Горбачёв – это страшный человек.

См. также ВИДЕО: Сажи УМАЛАТОВА "Как ломали СССР" http://poznavatelnoe.tv/umalatova_kak_lomali_ussr_1